— Он — преступник. Мы поступили неправильно, — взмолился Эппералиант.

— Отлично. Меня-то просто вздернут, — сказал Шоам, спускаясь назад по лестнице. — Но вы истечете кровью в комнатах для дознаний Инквизиции. Все мы так или иначе умрем, князек.

— Сэр…

— «Люкс Император», мы в пути. Скоро будем. Разведывательные части заметили вас. Что тут стряслось? — спросил Коло.

— Эппералиант, я должен знать, что ты не заговоришь, — в отчаянии сказал Банник.

— Я не могу этого обещать, — ответил ему Эппералиант. — Он все врет. Мы могли бы предоставить ценные разведданные. Новая угроза…

Шоам усмехнулся и покачал головой:

— Эта угроза стара как время, а то даже старше. Ты не знаешь ничего, чего не знали бы они. Ты слышал Ченсормена.

— Сэр! Прошу.

Оружие Банника вырвалось из кобуры. Недрогнувшей рукой он навел его на связиста.

— Эппералиант, я высоко ценю тебя как заместителя командира и солдата. Но, если ты не поклянешься держать язык за зубами, я лично застрелю тебя. Наши жизни в опасности, ты это понимаешь?

Снаружи долетел рев двигателей, затем стих. Приглушенные звуки становились ближе.

Эппералиант выпрямился и потянул куртку вниз, разглаживая ее от складок.

— Тогда так и быть, стреляйте. Я не стану врать. У комиссара были свои причины. Я не могу лжесвидетельствовать лишь потому, что так сказал Шоам.

По кормовой лестнице загрохотали шаги.

— К черту твою гордость! — в отчаянии закричал Банник.

— Это не гордость, сэр.

— Эппералиант, прошу.

Связист покачал головой:

— Вы не застрелите меня. Я знаю вас, Коларон Фор Артем Ло Банник. Вы — хороший человек, понимающий. Вы знаете, что Шоам неправ. Нам нужно обратиться к вышестоящим органам. Вы сами увидите, что я прав, а он — нет.

Банник снял лазпистолет с предохранителя. Индикатор заряда, мигнув, переключился с красного на зеленый. Сквозь толстый металл проник скрежет по люкам крыши.

Глаза Эппералианта расширились. Возможно, его в итоге удивило то, что Банник готов был пойти на крайние меры.

— Сэр, Я…

Банник разрядил пистолет. Резкий треск возвестил об убийстве. Эппералиант повалился на свой стол, по обе стороны его тела вился дымок.

Банник выронил оружие. Кровь отхлынула от его лица, и он упал в кресло.

— Что я наделал?

— Вы правильно поступили, — сказал Шоам.

Люк открылся. На главную палубу просочился слабый солнечный свет, заставив людей внутри прикрыть глаза.

— Сообщите верховному командованию, они живы. — В люке появилось лицо солдата. — Вы выиграли войну! — сказал человек, а затем поморщился, увидев Эппералианта. — Что здесь случилось?

— Колдовство врага обратило его против нас, — ответил Банник.

— Где остальные?

— Погибли. В бою, — сказал Банник. — Они были героями.

Человек исчез, зовя медиков и носильщиков. К ним двигалось больше машин и голосов.

Глава 25

Есть только война

Медицинский фрегат «Милосердная сестра»
Орбита Гератомро
088398.М41

Звание в Астра Милитарум давало многое, однако все начиналось с малого. Горсть еды сверх нормы, пару-тройку предметов роскоши, каждый раз немного больше, пока человек не достигал высших эшелонов, где мог жить как лорд. Но для человека вроде заслуженного капитана Кандара Остракана Ло Ханника звание давало мало преимуществ. Ему выделили крошечное личное пространство на борту медицинского фрегата, отделенное от остальной палаты пластековыми экранами, но только и всего.

Банник сидел в тесной комнате у койки капитана в вычищенной, без единого пятнышка, униформе, начищенных до зеркального блеска ботинках и висящим на груди рядком новых медалей. Приподнятый на твердых подушках, Ханник по сравнению с ним выглядел совсем съежившимся. Его бледное лицо окаймляли жидкие неостриженные волосы.

— Это вторичный силикоз, отложенный эффект погодных условий Калидара, — сказал он Баннику.

— Пневмокониоз, — произнес Банник.

Ханник вздохнул:

— Отложенного и губительного рода, да. Я правильно проводил положенные ритуалы, от персональной очистки до прошения духа своего респиратора о защите. — Он улыбнулся. — Да, Банник, я знаю, о чем ты думаешь. Возможно, я был недостаточно усерден, но, скорее всего, просто снаряжение было не слишком высокого качества. Одному Императору ведомо, у скольких еще болезнь засела внутри, дожидаясь момента, чтобы вытолкать им легкие через трахею. Говорят, что для ветеранов Калидара действует программа обследования, но для меня уже поздновато.

Я думал, что однажды отслужу свои пятьдесят субъективных лет службы и приму дар Императора, получу где-то надел. Это жизнь, полная тягот, но всяко лучше быстрой смерти.

— Податься в фермеры? Во имя Терры, зачем вам это?

Смех Ханника, увидевшего выражение лица Банника, вызвал очередной приступ кашля. Он слабо утер выступившую на губах кровь.

— Почему нет? Ты еще помнишь, каково быть Фором у нас дома, Банник? В наших воспоминаниях Парагон — идеальное место, но в реальности он редко когда соответствовал своему совершенному образу. Я только хотел отправиться в какое-то тихое местечко, чтобы прожить в одиночестве свои оставшиеся годы.

— Вы выходите в почетную отставку, сэр.

— Я умру через четыре месяца, если кто-то не напичкает меня аугментикой, — просто сказал Ханник. — Качественные легкие, с которыми я смогу передвигаться, дорогие. У клана Ханников найдутся деньги, если его представители доберутся до меня за тридцать световых годов, в зону военных действий, и отыщут сочувствующего медика. А даже если я и получу замену, не уступающую оригиналу, что мне это даст? Еще двадцать восемь лет войны. — Он разговаривал больше с самим собой, нежели с Банником. — Не думаю, что я выдержу.

— Так вот оно что, вы сдаетесь?

— Нет, нет, я не сдаюсь, — промолвил Ханник. — У меня всего одна жизнь. Если Департаменто Муниторум хочет потратить ее вместо меня в битве, это их дело, но я не лягу и не дам ночи опуститься на себя без боя. Какой прок от защиты Императора…

— …если мы не хотим защитить себя сами? — произнес Банник, завершив пословицу вместе с капитаном.

— Верно. Поэтому я стараюсь. Скорее всего, я умру. Если нет, и мне повезет, я смогу ходить, но буду уволен по медицинским показаниям. Новые легкие — это не новый глаз или рука. Они ограничивают человека. Если мне повезет не так сильно, меня сошлют в кабинет и благополучно забудут. Если мне на самом деле не повезет, меня запихнут обратно в басдаков танк.

Слова капитана застали Банника врасплох. Ханник нечасто ругался.

— Не смотри на меня так. Я повидал слишком многое. Ты знаешь, о чем я. Ты пробыл со мной на службе три субъективных года, семь актуальных. Сколько людей погибли рядом с тобой?

— Много, — признался Банник. Он знал точное число, но не хотел его называть.

— Сто девяносто девять, Банник. Я потерял сто девяносто девять людей. Будет ли это уместным, что я стану двухсотым?

— Что будет с ротой?

— Нас выведут с передовой на пару недель. Многим нашим машинам задали неслабую взбучку, а ковчеги Адептус Механикус с припасами растянулись аж до следующей звездной системы. Еще, конечно, не стоит забывать об умиротворении… — сказал Ханник, и его голос стих. — После этого, что ж, «Возрождению Остракана», вероятно, потребуется новый командир, как и Седьмой роте. Я рекомендую тебя.

— Старшинство за Мартекеном. Он прослужил куда дольше моего.

— Мартекен не готов, и никогда не будет готов. Он вполне хороший командир, однако ему не хватает дара предвидения, чтобы вести в бой полнокровную роту с тем же успехом, что свой собственный танк. Кроме того, он слишком нервничает. И, что главнее всего, он этого не хочет.

— Если ему прикажут, у него не будет выбора.

— Сам знаешь, что с людьми так не работает. Еще одна причина, почему ты подходишь на это место, а он — нет.